понедельник, 24 февраля 2014
Хм... Ну что же, я таки завела дневник здесь, аплодисменты в студию, а фанфары можно и потише.
О себе... Чокнутая истеричка с очень частой сментой настроений.
Мы разучились рвать рубахи на груди
И песни петь, срывая к черту связки,
Мы носим гуттаперчевые маски
И так устало на небо глядим,
Боясь дождя, щетинимся зонтами.
Откладываем медь на черный день.
И, умно обсуждая дребедень,
Смеемся нарисованными ртами...
...но тянется рука к воротнику,
Простуженную душу обнажая...
И на подножке первого трамвая
Навстречу молодому ветерку
Сорваться вдруг, сорвать себя с крюка,
Оставить поводки, зонты и маски.
И песни петь, срывая к черту связки,
Неистово валяя дурака.
Все, что будет здесь выкладываться - мой личный бред. И создается этот днев ради себя самое.
Личность я незначительная, ничем не примечательная, кроме ржаво-рыжих волос да вредного характера. Первое качество -врожденное, второе - благоприобретенное.
Тысячи образов незавершенных, эфемерных, бесконтурных,- пляшут во мне. Играют флейты фавнов, верещат крысы, кто-то перебирает струны гитары, сидя у костра. Тысячи гибнущих птиц - вот что такое мое сознание. Они рождаются - и тут же умирают - в бесплодной попытке вырваться из меня наружу. Плачут птицы, кричат птицы, тонут птицы... И лишь немногим удается все же вырваться из пучины,-чтобы, тяжело взмахивая намокшими крыльями, вновь ринуться в эту затхлую воду,-потребность облачаться в слова давит на них,- и не хватает времени и сил на то, чтобы добраться до берега... Тысячи гибнущих птиц. Я убиваю их одни фактом существования себя - этого затхлого, насквозь грязного океана... А может, просто дождевой лужи,- просто птицы очень маленькие, им и лужа - океан. И прекрасная фея, трепеща радужными крылышками и чуть виновато улыбаясь тонко очерченными губами на прекрасном лице,- вонзает себе в живот тупой мясницкий нож, - и долго корчится потом в агонии, продолжая улыбаться. Вот что я делаю с образами, заставляя облачаться их в слова. Тысячи образов во мне, тысячи, тысячи гибнущих птиц... Ты узнаешь те фигуры на дороге? Черный менестрель, Тиль Уленшпигель и Воин Ночи. А вон там - посмотри,- фейри танцуют под луной, просыпаются форомы и гарцуют келпи. Здесь - вечная зима, а вон в той строне - Осень. Пляшут фавны, льется мелодия флейты, плачет скрипка, смеются фейри, вторит им саксофон и заводит отдельную партию орган - вот, гляди, танцует Казанова, слабый шорох вдоль стен, мягкий бархатный стук, его поступь легка,-шаг с мыска на каблук, и подернуты пленкой зрачки, словно пленкой мазутной... Оттуда -звон стали, бой, хмель битвы... Вон король -в золотом и алом... Он смеется. Он колдует... А в той стороне - веселый пир и брага рекою льется. Оглянись вокруг! Улыбка Чеширского кота,- в обнимку с Бегемотом? Портрет Дориана Грея? Мелодия бреда? Все это - птицы. Тысячи гибнущих птиц... Из-за меня. Но... Если бы не я - они ведь и вовсе бы не родились, верно?
О себе... Чокнутая истеричка с очень частой сментой настроений.
Мы разучились рвать рубахи на груди
И песни петь, срывая к черту связки,
Мы носим гуттаперчевые маски
И так устало на небо глядим,
Боясь дождя, щетинимся зонтами.
Откладываем медь на черный день.
И, умно обсуждая дребедень,
Смеемся нарисованными ртами...
...но тянется рука к воротнику,
Простуженную душу обнажая...
И на подножке первого трамвая
Навстречу молодому ветерку
Сорваться вдруг, сорвать себя с крюка,
Оставить поводки, зонты и маски.
И песни петь, срывая к черту связки,
Неистово валяя дурака.
Все, что будет здесь выкладываться - мой личный бред. И создается этот днев ради себя самое.
Личность я незначительная, ничем не примечательная, кроме ржаво-рыжих волос да вредного характера. Первое качество -врожденное, второе - благоприобретенное.
Тысячи образов незавершенных, эфемерных, бесконтурных,- пляшут во мне. Играют флейты фавнов, верещат крысы, кто-то перебирает струны гитары, сидя у костра. Тысячи гибнущих птиц - вот что такое мое сознание. Они рождаются - и тут же умирают - в бесплодной попытке вырваться из меня наружу. Плачут птицы, кричат птицы, тонут птицы... И лишь немногим удается все же вырваться из пучины,-чтобы, тяжело взмахивая намокшими крыльями, вновь ринуться в эту затхлую воду,-потребность облачаться в слова давит на них,- и не хватает времени и сил на то, чтобы добраться до берега... Тысячи гибнущих птиц. Я убиваю их одни фактом существования себя - этого затхлого, насквозь грязного океана... А может, просто дождевой лужи,- просто птицы очень маленькие, им и лужа - океан. И прекрасная фея, трепеща радужными крылышками и чуть виновато улыбаясь тонко очерченными губами на прекрасном лице,- вонзает себе в живот тупой мясницкий нож, - и долго корчится потом в агонии, продолжая улыбаться. Вот что я делаю с образами, заставляя облачаться их в слова. Тысячи образов во мне, тысячи, тысячи гибнущих птиц... Ты узнаешь те фигуры на дороге? Черный менестрель, Тиль Уленшпигель и Воин Ночи. А вон там - посмотри,- фейри танцуют под луной, просыпаются форомы и гарцуют келпи. Здесь - вечная зима, а вон в той строне - Осень. Пляшут фавны, льется мелодия флейты, плачет скрипка, смеются фейри, вторит им саксофон и заводит отдельную партию орган - вот, гляди, танцует Казанова, слабый шорох вдоль стен, мягкий бархатный стук, его поступь легка,-шаг с мыска на каблук, и подернуты пленкой зрачки, словно пленкой мазутной... Оттуда -звон стали, бой, хмель битвы... Вон король -в золотом и алом... Он смеется. Он колдует... А в той стороне - веселый пир и брага рекою льется. Оглянись вокруг! Улыбка Чеширского кота,- в обнимку с Бегемотом? Портрет Дориана Грея? Мелодия бреда? Все это - птицы. Тысячи гибнущих птиц... Из-за меня. Но... Если бы не я - они ведь и вовсе бы не родились, верно?